Точка сингулярности [= Миссия причастных] - Ант Скаландис

Вот, собственно, и все, что реально произошло в тихом офисе торговца пивом Артема на безумном рандеву с Меуковым. Но это так сказать в зрительно-слуховом ряду. В сфере же астрально-психологической бушевали намного более сильные страсти. Да, Редькин блестяще обманул Меукова и его шизов (даже водитель был у них явно не в себе). И, разумеется, все претензии материального порядка были решительно отклонены за отсутствием состава преступления — но не в этом же было дело, и теперь, спустя полгода, оно стало особенно ясно. Ведь сильнее всего запомнилось, как Эдмонд пялился огромными по-детски голубыми глазищами на Редькина и отдельно на Маринку (на Маринку, пожалуй, даже больше). Похоже, он искренне верил в свою гипнотическую силу. На Артема, кстати, Меуков поглядывал лишь искоса — сообразил все-таки, что этот буйвол никакому гипнозу по определению не подвержен. А вот Маринка включилась в игру всерьез и строила Меукову глазки, и ноги крест накрест перекладывала а ля Шэрон Стоун из «Основного инстинкта», благо в юбке была, а не в джинсах, в общем, сбивала проклятого колдуна с панталыку. «Я ему за Серафиму отомстила, ну то есть за тебя, — сбивчиво и чуточку бестолково объяснила потом Маринка, но Тимофей-то понял. — Вот хочешь верь, а хочешь нет, но в какой-то момент он руку в карман брюк запустил и как бы невзначай свое хозяйство в трусах поправлял. Проняло, значит». Может, Маринка и переоценивала свои чары, но вообще-то в сумасшедшей этой истории Редькин готов был поверить во что угодно.

Потом шизы уехали. Артем немедленно закурил (Меуков слезно просил при нем не дымить) и предложил выпить пива. За счет заведения, разумеется. Пиво оказалось хорошим, настроение — и того лучше, в общем, день закончился на сугубо мажорной ноте.

— Возможно, именно ноте «до», — добавил в завершение Редькин, — ноте, соответствующей штруделю по-венски.

Вербицкий улыбнулся, по достоинству отмечая цепкую память клиента, и сделал вдруг неожиданный вывод. — Вы тогда неверно поступили, ребята. Нельзя было их просто так отпускать. — Почему?! — обалдела Маринка. — Потому, — сказал Вербицкий, — Если партнер дает слабину, с него надо брать максимум. Надо все выжимать, до последней копейки… Ну, да ладно. Что теперь говорить…

«Что-то случилось с Вербицким», — подумал Редькин.

Он, помнится, ещё от Константина слышал неоднократно цитируемое изречение Майкла: «Никогда нельзя выжимать последнюю копейку — жадность до добра не доведет». Что же это случилось с ним?

А Майкл помолчал, взял трубку телефона, позвонил куда-то, бросил пару ничего не значащих фраз тихим голосом и грустно констатировал: — Ну вот, теперь вашего Кусачева найти не могут.

— В каком смысле? — удивился Редькин.

— В самом прямом. Скрывается он.

— А Игорь? — спросил Редькин с надеждой.

— Игорь — тем более. Он уже третий день в бегах.

— А деньги? — вырвалось у Тимофея.

— С деньгами-то как раз все в порядке. Шефы вашего удальца над этим вопросом работают, и сроки выплаты скоро будут согласованы, вот только дело уж больно запутанное. Чересчур запутанное, — решил уточнить Майкл.

А Кусачев ни от кого не скрывался. Для него в тот момент это было уже чуточку слишком сложно. Вечерний выпуск любимого Маринкой «Дорожного патруля» внес ясность в ситуацию. Юный Кусачев был с утра пьян, плохо закрепил машину на подъемнике, и оказался задавлен насмерть старым «уазиком», который чинил на родном сервисе. И как это возможно? Несчастный случай. Такой вывод сделала опергруппа, прибывшая на место происшествия и вместе с ней лихие корреспонденты с ТВ-6. А Редькиных обоих как ошпарило. Ну, скажите, кто бы на их месте в несчастный случай поверил?

— Слушай, — выдохнула побледневшая Маринка, — не надо мне никаких денег. Давай просто прекращать всю эту бодягу.

И добавила совсем уж глупо:

— Жить-то хочется.

Редькин в принципе был согласен, но промаялся весь вечер в сомнениях. Только ночью, часа в два накрутил заветный номер. Вербицкий разрешал звонить ночью. Утром — ни за что, а ночью — пожалуйста.

— Майкл, ты слышал, что Кусачева убили?

— Я слышал, что Кусачев погиб, — осторожненько так поправил Майкл.

— Но мне не надо никаких бабок по этому делу! — с сердцем выпалил Редькин. — Я снимаю задачу! Слышишь? Извини, Майкл.

Вербицкий очень долго молчал. Словно выжидал новых истерических всплесков. Потом спокойно начал комментировать:

— Ты готов меня выслушать? Тогда слушай. Первое. Никогда не произноси таких слов: «мне не надо денег». На первый раз прощаю, а в следующий действительно не получишь ни цента. Второе. Убийство Кусачева ещё надо доказать, и это не твоя забота. Наконец, третье. Если я занялся каким-то делом и ни от кого не получал аванса, я как правило решаю сам, продолжать мне им заниматься или нет. Твое дело меня заинтересовало, и я буду продолжать, что бы ты мне сейчас не говорил. Андестэнд? А тебе просто надо отдохнуть от всей этой чехарды. Плюнь на милицию и ГАИ. Плюнь на Мурлыкина и бандитов. Займись своими книжками. Тачкой своей займись, сделай из неё конфетку. Я тебе как другу советую.

Маринка прижала ухо к трубке с другой стороны, ловила каждое слово Майкла и с энтузиазмом кивала. А когда Тимофей дал отбой, сказала почему-то шепотом:

— Он прав. Пусть занимается! А мы давай плюнем на все.

Плюнуть на все оказалось не просто, но на многое плюнулось автоматически. Поездка на дачу своим ходом на два дня прошла тихо-спокойно. Вере Афанасьевне наплели, что «Москвич» уже продали сдуру, а «Тайгу» как раз на техобслуживание поставили — дешевый вариант подвернулся. Если б она ещё понимала в этом что-то! Первый шок от случившегося Редькины уже пережили, настроение было нормальное, к тому же соскучились по своим, то есть Маринка по матери, Верунчику и внучке Дашеньке, а Тимофей просто по любимым местам, по тишине, по возможности не вздрагивать от телефонных звонков, может быть, чуть-чуть и по зятю Никите, с которым приятно было хлопнуть по пивку да поговорить за жизнь. Редькин пивко, конечно, водочкой догружал — иначе кайфа никакого, а зять-спортсмен был в принципе не пьющим — только в жаркий день и позволял себе баночку-другую хорошего пива (говорил, от этого мускулы лучше растут). Словом уик-энд на даче как-то всех успокоил, и в Москве Тимофей с Маринкой с новыми силами принялись за работу. Вербицкому нарочно не звонили, и он их не трогал. Бурцеву звонили регулярно, ездили к нему, уточняли детали, кое-что и впрямь приделали к машине нового, чего раньше вообще не было — подкрылки, магнитолу, фаркоп, звукоизоляцию полов, обогреватель заднего стекла… Конфетка не конфетка, но чтобы все как у людей. И никто их не беспокоил, никто больше не звонил по поводу разбитой «Нивы» и убитого Меукова, жизнь текла строго по сценарию Майкла.

Один раз только Редькин от сценария отклонился. Это уж перед самым сентябрем было. За обедом выпили по случаю пятницы, он расслабился, а Маринка к подружке ушла до ночи. Редькин почитал чуток, но начало в сон клонить, он включил компьютер, поиграл в «Супаплекс», ещё в какую-то ерунду, потом полазил по деловым файлам — любил иногда документы в порядок привести, вспомнить каких-нибудь контрагентов из прошлого, бывало даже интересные бизнес-проекты таким образом рождались. Но сейчас родилось другое: необъяснимое желание позвонить Симе Кругловой. Благо Маринки дома нет. Во глупость-то! Он же ничего не скрывал тогда, да и с какой стати звонить, по какому поводу? Уж лучше тогда этой позвонить — соседке Юле с ирландским сеттером! Ассоциация сработала примитивно сексуальная, и он тут же одернул себя. Юлька — это про другое, Юлька — это как фея из сказки, нужен он ей, старый козел! Тут же вспомнилось, что и в Москве её нет, Маринка же собиралась с отцом Юлькиным связаться, с полковником милиции. На предмет все того же дела, да они всей семьей куда-то в Европу отдыхать укатили. Мысли снова вернулись к Симе, телефон искать не пришлось, он был тут же, в компьютере, и трубка лежала рядом.

Оказалось, как раз девятый день. Это уж он потом сообразил. Серафима к телефону подошла сама и сразу. А голос странный такой — пьяная, что ли? Вроде не пьет она, если он правильно помнил…

— Сима, здравствуйте, это Тимофей. Мне, право, неудобно, но хотелось услышать именно от вас, что же все-таки случилось с Эдмондом…

— Тимофей? Редькин?! — неуемный восторг по ту сторону провода. — Дорогой! Милый! Приезжай же ко мне скорее! Приезжай! И я тебе все расскажу. Слышишь, милый? Ало! Ало!

Тимофей бросил трубку, как змею.

«Вот уж действительно, с шизами свяжешься — сам таким станешь!»

Первым желанием было — позвонить Вербицкому. Потом одумался: а что он скажет? Информация-то неконструктивная. Может, ещё поделиться с Майклом своими хрупкими мечтами о девушке Юле? Ну тогда уж надо все самое сокровенное в одну кучу валить: и как у них с Маринкой с некоторых пор в постели не все ладится, и как Тимофей по утрам горькую пьет, когда уж совсем невмоготу, и как однажды спьяну под душем онанизмом занимался, потому что порнухи насмотрелись, а супруга, увлекшись вкусным коктейлем, перебрала малёк и ни на что уже не годилась… Редькин представил себе как выдает подобный текст Вербицкому, особенно красиво, если по телефону и ночью, в тот же миг окончательно протрезвел и решил, ни с кем не советуясь: не будет третьего безумного рандеву, ни к какой чокнутой Серафиме ни за какие коврижки он не поедет. Все.